Заметки о послевоенном Орехово-Зуеве Действительного члена Морозовского клуба, профессора Гамэра Баутдинова (начало).
Недавно я с интересом прочёл на сайте Морозовского клуба рассказ краеведа Анатолия Панова об Орехово-Зуеве 30-х годов. Не обошлось и без ностальгии, поскольку многие из названных им мест я видел воочию в первые послевоенные годы.
К примеру, мимо гостиницы на Привокзальной площади мы, мальчишки, обходя её с левой стороны, шли в нашу 16-ю школу, в которой учились с 5-го по 7-й класс. А рядом была 17-я школа для девочек – бывшая церковно-приходская школа при Богородице-Рождественском храме (ныне Храм Новомучеников и Исповедников Орехово-Зуевских).
Остаётся лишь сожалеть, что об этих школах никто сейчас и не вспоминает, а номер 16-й школы и вовсе передали другой. Перечисляя составные части нашего города, автор экскурсии по Орехово-Зуеву ни словом не обмолвился о Новой Стройке. Но прежде чем говорить о ней, совершим небольшой экскурс в прошлое.
Из истории
Зарождение села Орехово восходит к XVII веку. Вот что по этому поводу писали авторы книги «Моя малая родина» В.Н. Алексеева и В.С. Лизунов:
– Погост на Орехове впервые упоминается в писцовой книге «Письма и меры князя Василия Кропоткина, дьяка Игнатья Лукина и подъячего Афанасья Кувязева» 1637 г. как «Сенежской волости в Возминской половине погост на Орехове на реке на Клязьме, а на погосте церковь великого Чудотворца Николы…».
«Возминская половина» – это та часть Сенежской волости, которая прежде принадлежала московским митрополитам и патриархам. С упразднением патриаршества при Петре I половина этих земель перешла в собственность Синодальной церкви, а другая, западная часть продолжала называться «Возминской», и в 1778 году она вошла в состав Владимирского наместничества. Краеведы полагают, что название «Возминская» происходит от фамилии дворян Возницыных, один из которых, Прокопий Богданович Возницын, показал себя умелым дипломатом царя Петра I, а затем был назначен начальником Аптекарского приказа. Возницыны и пожаловали Ореховскому храму «на содержание прихода» довольно значительный земельный надел – 350 десятин.
Причт Ореховской церкви умело распорядился этой землёй. Одна её часть стала сдаваться в аренду для постройки жилых домов, а другая была продана государству под строительство Московско-Нижегородской железной дороги. Расширение текстильных фабрик Морозовых привело к росту населения, и оно стало стремительно увеличиваться и в селе Орехово. Церковное начальство решило построить более вместительный каменный храм, который в 1861 году был освящён во имя Рождества Богородицы. Главная улица, позже названная Никольской (ныне улица Ленина), соединила Орехово с Никольским. На ней появились торговые лавки и трактиры, а на Сенной площади перед вокзалом возник рынок.
В 1884 году произошло ещё одно знаменательное событие в истории Орехова. Свободной земли вблизи храма уже не осталось, и церковь выставила на продажу участки за железнодорожной линией. Так появилось Новое Орехово, за которым утвердилось название «Новая Стройка», где также стали строить дома и селить в них рабочих с морозовских фабрик. Там появились 1-я, 2-я и 3-я улицы, на которых были построены одно- и двухэтажные деревянные дома, поскольку в казармах уже не хватало места, особенно после появления новой фабрики, известной как «Третья ткацкая».
А западнее Новой Стройки в начале 80-х годов Московский торговый дом «Гоппер и К°», принадлежавший московским шотландцам, построил на арендованной у церкви земле «Чугунолитейный механический завод», который мы знали как «Четвёртый завод» (ныне «Прибордеталь»). На 3-й улице Новой Стройки дом № 21 был известен как «Гопперовский», о чём поведала ветеран труда М. Шишова. Появилась и Казанка, через которую поезда («гусляк») пошли на станцию Куровская, открытую в 1899 году на пути из Орехова в Ильинский Погост.
Но вернёмся на Новую Стройку, к которой так и не пристало первоначальное название «Новое Орехово». Мы всегда считали и считаем Новую Стройку одним из микрорайонов нашего города. Пожалуй, самым ходячим выражением у нас было «пойти в Орехово» или «сходить в город» (перейти через железнодорожный мост около вокзала), также как пойти в Зуево, на Подгорную, Карболит, Крутое и т.п. То есть мы считали Новую Стройку особым районом Орехово-Зуева. Такое же отношение мы испытывали со стороны тех, кто жил в других районах города. Даже на танцевальной площадке в городском парке не раз можно было слышать: «Пришли новостроечные!». И Новая Стройка стояла особняком не только по названию, но и по жизнедеятельности и быту её обитателей, большей частью полупролетариев-полуаграриев. Наличие своего хозяйства давало людям ощущение владения собственностью, однако частнособственнические настроения вовсе не приветствовались властями. Но именно огороды помогли жителям Новой Стройки легче перенести самое трудное военное время.
Переезд на Новую Стройку
В памяти отложилось одно из первых посещений Новой Стройки. Вначале мы жили на Ленинской, в двухэтажном деревянном доме под номером 7, который располагался чуть правее нынешнего памятника с Вечным огнём. В этом доме семье отца-железнодорожника предоставили двухкомнатную квартиру. Мама работала швеёй в ателье № 1, которое находилось чуть далее по той же Ленинской.
А через мост, с другой стороны железной дороги, на 1-й улице жила семья дяди отца Самиуллы Фехретдинова, тоже железнодорожника. У них была квартира на втором этаже дома № 16, имевшего революционное прошлое, который находился чуть правее нынешней Орехово-Зуевской мечети. В этом доме, известном как «Шанинский», собирались члены комитета Орехово-Богородской социал-демократической организации, созданной в 1901 году И.В. Бабушкиным, в который входили также С.Д. Сельдяков, К.К. Лапин, И.В. Бугров и другие, но вскоре все они были арестованы и сосланы. А при советской власти на стене этого дома долгие годы висела памятная доска с указанием этих событий. Вышеназванные имена затем были присвоены соответствующим улицам Орехово-Зуева (1-я улица стала носить имя Лапина). Сюда мы и приходили в гости в довоенные годы, и у меня смутно сохранился в памяти облик моего прадеда Бахауддина (1860-1942). Боевой настрой ореховских рабочих проявился и далее, о чём писал В.Л. Лизунов в книге «Орехово-Зуево. Памятные места. События. Люди»: «На Новой Стройке в доме № 24 на сегодняшней улице Горького с 1906 года работал первый в Орехово-Зуеве фабрично-заводской комитет профсоюзов текстильщиков и металлистов». Видимо, рабочим активистам было сподручнее собираться в тихом месте, вдали от хозяйских глаз. А улица Горького в народе до сих пор называется Второй улицей. А на другом конце 1-й улицы находилась пожарная часть, и не зря. На деревянной Новой Стройке пожары были не редкостью. Мне самому однажды пришлось наблюдать, как посреди ночи буквально пылал большой пятистенный дом, который сгорел дотла, несмотря на все усилия пожарных и соседей. Хорошо ещё, что хозяин дома (дядя Саша, насколько помню) был опытным плотником и довольно скоро на месте прежнего он построил новый дом.
В марте 1942 года, когда отец, оставленный на броне как железнодорожник, после смерти моей мамы купил полдома у вдовы Анастасии Васильевны Киселёвой на 5-й улице, и мы переехали на Новую Стройку. Её муж владел двухэтажным деревянным домом на 3-й улице и квартиры сдавал. После революции дом был национализирован, и Киселёвы ютились по разным углам, пока глава семьи не поставил свой новый дом на 5-й улице. Её застройка началась в 1927 году, о чём свидетельствовало клеймо на одном из брёвен нашего дома. Этот дом под номером 19 стал вторым на новой улице, а самый первый дом № 17 принадлежал Степану Кирьяновичу Архипову, служившему ранее приказчиком у Морозовых. Местные бабушки судачили меж собой, у кого из Морозовых он работал, у Саввы или Викула. Впрочем, слово «морозовское» было повседневным. Так назывались фабрики, казармы, больницы, школы и даже бани.
После войны
До переезда на Новую Стройку я не вполне осознавал, что такое война, а затем стал ощущать всё яснее, что она принесла с собой и чего нас лишила. Отец почти постоянно пропадал на работе, и за мной присматривали наши ближайшие родственники из семьи Самиуллы и Алии Фехретдиновых, которые перебрались из Шанинского дома на улице Лапина на 4-ю. У них было шестеро детей, и было с кем поиграть и порезвиться! Мы носили еду нашим отцам в «конвенцию», как называли небольшое служебное помещение рядом с вокзалом, где рабочие могли поесть. Оно находилось там, где сейчас стоит торговый комплекс «Мигеко», дальше была железнодорожная медсанчасть, а потом тянулись пакгаузы. Я нередко оставался у отца на работе и смотрел, как мчались в сторону Москвы железнодорожные составы с танками, автомашинами и артиллерийскими орудиями на платформах, которые иной раз даже не были покрыты защитной сеткой. А какие интересные уроки географии можно было получить от отца, когда он мне расшифровывал названия разных городов, обозначенных на стенках и бортах вагонов.
Хорошо запомнились некоторые моменты послевоенной жизни. Вернувшиеся с войны были, в основном, молодыми людьми, и у нас на Новой Стройке появилось много молодёжи. На 1-й улице шумел многолюдный базар, который иногда, особенно по воскресеньям, растекался вплоть до 2-й улицы. Играли гармони. Кого только здесь не было! И сами ореховцы, и москвичи, и другие приезжие, но наше внимание привлекали, прежде всего, военные, особенно офицеры: их кители с погонами, с орденами и медалями на груди, модные галифе. А у рядовых и сержантов мы пытались разглядеть на груди серебристый блеск медали «За отвагу», пожалуй, самой ценимой в военной среде. Однако среди них были и те, кому меньше повезло на фронте: одни с пустым рукавом, другие на костылях, а некоторые и вовсе без ног. И им старались помочь, кто как мог.
Торговали на нашем рынке всем. Но нас посылали в основном за продуктами, чаще всего за хлебом. Мой отец получал по рабочей карточке 600 граммов хлеба, а мне, ребёнку, полагалось 350 граммов. А когда к нам приходили гости или приезжали родственники из Москвы или же из деревни, то приходилось что-то докупать на рынке. Приходилось отоваривать продуктовые карточки, по которым, помимо хлеба, можно было получить консервы, яичный порошок и наше любимое сгущённое молоко. За всем этим мы отправлялись «в Орехово» или «в город». Хорошо помню возвращение домой с банкой сгущённого молока. Глоток, ещё глоток, а там можно было увидеть и дно.
У нас в городе был свой выверенный маршрут. Это 6-й, «железнодорожный» магазин с запомнившейся надписью ОРС (отдел рабочего снабжения), 14-й магазин с настойчивой рекламой крабов, чёрной и красной икры, а также угловой 9-й магазин. За ним находился ещё один, но туда мы ходили только в случаях, когда надо было прикупить что-то дополнительно, по коммерческим ценам. Правда, и на Новой Стройке были торговые точки: 27-й магазин между 1-й и 2-й улицами, магазин на 2-й улице, который почему-то называли «палаткой», и настоящая продуктовая палатка на 5-й улице, которую вместе со всем содержимым злоумышленники однажды уволокли на тракторе в лес. Однако выбор в них был небольшой.
В магазины мы обычно бежали «с колясками» – как назывался у нас бег с ободом впереди себя, ход которого направлялся вытянутым куском прочной проволоки. Потом уже стали постепенно появляться велосипеды, и мы ездили даже на торфоразработки в Новый Снопок, где снабжение было лучше, чем в Орехове, и там можно было купить дефицитные продукты. Конечно, мы знали и другую дорогу на торфяники, по узкоколейке, но добираться до неё пешком от Новой Стройки было довольно долго. Иной раз нас посылали за продуктами и в Москву, куда мы ездили посмотреть заодно и новые красивые станции на кольцевой линии метро.
По пути в Орехово или обратно встречали многих знакомых. То были приятели-мальчишки, и соседи, спешащие на работу или по своим делам в город. Кто-то шёл в диспансер в Зуево или в больницу, чтобы навестить-покормить больных или раненых. Иной раз можно было встретить убитых горем женщин, только что получивших с фронта похоронку на своих близких. А иные из них, обливаясь слезами, горько причитали и рассказывали, что у них пропали продкарточки и больше нечем кормить семью. Хорошо ещё, что спасал огород, да помогали люди – кто, чем мог.
Мы стояли в очередях за кормами для животных в магазине в начале Ленинской улицы с левой стороны и, конечно, за керосином, который на автомашине подвозили на Новую Стройку – к железнодорожному мосту. Ведь у многих были керосинки и керогазы. А в некоторых домах стояли настоящие большие печки с лежанками, на которых можно было спать.
А вернувшиеся с фронта молодые люди заводили семьи. Некоторые из них приезжали в Орехово вместе со своими боевыми товарищами, которые так и оставались у нас в городе. Запомнились весёлые и шумные свадьбы тех лет, когда большое свадебное шествие с песнями под гармонь проходило почти по всем улицам Новой Стройки до железнодорожного моста. По соседству с нами в доме № 21 у супругов Сибатуллиных появился молодой человек, который вскоре женился на их дочери Саре. Брак оказался счастливым, супруги переехали на 4-ю улицу, и у них родились четыре дочери, старшая из которых, Надия Юсупова, теперь является ректором ГГТУ. Аналогичная ситуация сложилась и в семье Абдуллиных с той же 4-й улицы: четыре дочери, пединститут и работа по специальности.
Освоение на новом месте и школа
Люди возвращались к мирной жизни, устраивались на работу, воспитывали детей. На Новой Стройке кто-то ремонтировал прежний дом, приобретённый в 20-е или 30-е годы, а кто-то ставил новый. К домам примыкали огороды и сады, появлялись бани, заводилась живность, включая коров и лошадей (у татар), на которых некоторые работали. К тому же многие имели огороды в поле или на других участках, которые выделялись работающим в виде «подсобного хозяйства».
О татарах разговор особый. Получилось так, что они, главным образом, приезжали из «татарской» Нижегородчины – юго-восточного угла нынешней Нижегородской области, места компактного проживания татар. Вначале, ещё холостыми, они поступали на работу на морозовские предприятия, в основном возчиками, и жили на съёмных квартирах или в общежитиях. Например, был «татарский угол» на Самомазке у Викуловичей, хотя молодые татары работали и у Тимофеевичей. Затем они постепенно женились и, в основном, на татарских девушках, тоже приезжавших из нижегородских деревень. Девушки, не имея ореховской прописки, но работая на фабрике в Орехово-Зуеве, часто прописывались в соседнем Усаде, а это была уже Владимирская область. Мечтой семейной пары было попасть на Новую Стройку, где почти сельская обстановка напоминала татарам историческую малую родину. И так здесь образовалась большая татарская община, что было властями зафиксировано официально. Улица, которая шла от привокзального моста в глубь Новой Стройки, была названа «Проездом нацмен» (то есть нацменьшиств), позже переименованная в «Рабочий проезд». Эти вывески я видел и прочитал их, как только выучился грамоте.
Хорошо помню первый день учёбы в школе. Отец был на работе, и утром 1 сентября 1945 года меня прибежала будить двоюродная тётя Саимя Фехретдинова. (Она стала одной из первых татарок, получившая в 1956 году высшее образование в нашем педагогическом институте). Мне было сказано, что надо собираться идти в школу и она меня проводит. После воскресенья 3 сентября я пошёл в школу уже один, но встретил ребят, которые сказали, что занятий не будет, так как объявлен день победы над Японией.
Наша 10-я начальная школа была создана в 1936 году, и находилась она на 2-й улице. Контингент учащихся менялся неоднократно, и в моё время здесь учились только мальчики, а девочки с Новой Стройки учились главным образом во 2-й школе в Орехове. В наших классах было до 35-40 учащихся, а перечень классов доходил в иные годы до буквы «Ж». Были годы, когда учёба шла в три смены. Ребята были одеты довольно скромно, и однажды на вопрос учителя к одному мальчику, почему он не пришёл днём ранее на уроки, тот ответил, что у него не было обуви, так как в тот день она нужна была его старшей сестре.
В первые годы учёбы трудно было и с учебниками. Помнится, отец привёз мне букварь из командировки в Курск. Я был одним из немногих в классе, у кого был свой букварь, и поэтому другие ребята приходили ко мне домой, чтобы одолжить его. Впрочем, и в другие годы мы не могли похвалиться изобилием учебников, которые мы легко укладывали в небольшой ранец вместе с тетрадями. Настоящего школьного питания ещё не было. На второй перемене нам давали кусочек чёрного хлеба с большими пятнами желтоватого цвета. Это была картошка, поскольку зерна не хватало. Затем его заменили на белую булочку. Мы, новостроечные, приносили с собой в школу и то, что давали наши сады и огороды, а вот запах варёной картошки, исходящий с «камчатки», с последних парт, повергал в изумление наших учителей. Порою мы испытывали немалое волнение, когда объявляли, что будут делать уколы. Старались избегать этой неприятной процедуры, не понимая её значения.
Напротив нашей школы стоял домик под номером 10, в котором жила семья фотографов Леонтия Ивановиа Глебычева и его сына Михаила. Ныне 10-я школа является полноправной средней общеобразовательной школой, а её директор – наша соседка-землячка Зульфия Юсипова. На Новой стройке жил ещё один школьный директор, Саяр Бедретдинов с 1-й улицы, который преподавал в 1-й средней школе, в течение ряда лет возглавлял её, а также избирался депутатом Орехово-Зуевского городского совета. Многие из названных здесь людей учились в 10-й школе, и к этому списку можно добавить другие имена. Это профессор МГУ Ю.П. Прохоров, доктор педагогических наук Т.Н. Минакова, директор ЗАО «Ткани Оретекс» А.И. Юсипов и другие.
После четырёх лет учёбы в 10-й школе нас перевели «за линию», в семилетнюю школу № 16. Но и здесь Новая Стройка держалась особняком и не уступала «городским». А 8-10 классы я оканчивал уже в 3-й, морозовской школе, в которой особенно запомнился наш классный руководитель Иван Владимирович Безызвестнов, кандидат физико-математических наук, преподававший и в пединституте. Он умел легко и убедительно раскрыть перед нами то, насколько интересными могут быть алгебра, геометрия и тригонометрия. Но, кажется, уже забыли и об этой школе, как и о 16-й, и полагаю, что давно пора составить обобщённый труд, посвящённый нашим школам.
Не могу не вспомнить о разумном подходе наших учителей к учебному процессу: обычно пять уроков, скромный набор не объёмистых учебников, никаких репетиторов, без которых сейчас, кажется, не обходится ни один городской ребёнок. И тогда никто не принуждал ребят вступать в комсомол. Более того, у нас в школе комсомольцев было немного, и их существования мы почти не замечали. Как рассказывала позже одна из моих более старших коллег по журналистской работе, она в годы войны тоже училась в Орехове, и у них в классе было только двое или трое комсомольцев.
В свободное время вместе с однокашниками мы катались на лыжах, а весной нас страшно тянуло на Клязьму, где взрывали лёд. Зрелище ледохода было неописуемым. В мае ездили в соседнее Войново за черёмухой, ходили собирать щавель на Малиновских лугах, а у себя на Новой Стройке ловили майских жуков и собирали ромашку, чтобы сдать всё это в аптеку и иметь что-то «на мороженое».
Но нас особенно привлекал молодцеватый вид ребят, которые поступали в ремесленные училища. На них была единая форма сероватого цвета – гимнастёрка, подпоясанная ремнём, на бляшке которого красовались магические для нас буквы – РУ (почему-то мы испытывали меньше пиетета по отношению к ФЗУ, т.е. фабрично-заводскому училищу).
А дружба с «ремесленниками» была интересна ещё и тем, что по воскресеньям они приглашали нас к себе в училище и угощали обедом. Ведь на выходные многие уходили или уезжали домой, между тем как столовая продолжала работать, и лишних порций было достаточно. И казалось, что нет более вкусной еды, чем здесь.
Профессор Г.А.Баутдинов
Октябрь 2022г.
(продолжение следует…)